Экипировка бойцов омона

Почему Гадаев сбежал из России

По словам жены Гадаева, ее муж был участником второй чеченской войны. Сам он рассказывал украинскому изданию «Заборона», что из-за этого в 2004 году его «схватили кадыровцы», избивали и требовали перейти на сторону федеральных сил. Магомед сбежал в Казахстан, но через два года его нашли и вернули в Чечню, где осудили на три года за участие в войне.

В разговоре с «Медиазоной» супруга Гадаева уточнила, что ее муж вышел из колонии раньше срока, отсидев два с половиной года за участие в НВФ. Сам Гадаев в интервью «Кавказ.Реалиям» уточнял, что ему вменяли и незаконный оборот оружия.

Освободился он в октябре 2009 года, а уже 1 ноября оказался «в неофициальной тюрьме на базе чеченского ОМОНа». Гадаев рассказывал, что там его пытали и угрожали убить. Ответственным за пытки он называл односельчанина Кадырова Алихана Цакаева, возглавлявшего ОМОН.

В декабре 2009 года туда же привезли другого похищенного чеченца — Ислама Умарпашаева, чье дело вызвало большой резонанс благодаря вмешательству правозащитников из «Комитета против пыток».

Умарпашаева четыре месяца продержали прикованным к трубе на базе ОМОНа в Грозном. По данным правозащитников, его планировали убить и выдать за боевика. После их жалобы Европейский суд по правам человека направил российским властям требование разыскать похищенного чеченца, и в апреле 2010 года Умарпашаева выпустили из плена. СК Чечни возбудил уголовное дело о похищении человека.

«Ислам в дороге рассказал нам, что били его только в первые дни, а потом — максимум затрещины отвешивали. Относились к нему так, как хороший хозяин относится к скотине: сносно кормили, поскольку боевик должен выглядеть более или менее прилично», — рассказывал Игорь Каляпин в интервью Esquire.

Правозащитники вывезли Умарпашаева из Чечни, опасаясь за его безопасность: силовики угрожали ему, требуя, чтобы он сказал, что все четыре месяца находился в Подмосковье. Расследование похищения Умарпашаева передали в главное следственного управление СК по Северо-Кавказскому федеральному округу, но так и не завершили.

« в очередной раз приостановлено, закрыть его невозможно, оно время от времени возобновляется и тут же опять приостанавливается, но они его и расследовать не могут — там высокопоставленные силовики задействованы, если это дело расследовать, надо ближайших подручных Кадырова вызвать на допрос и арестовывать», — говорит председатель правозащитной организации.

Магомед Гадаев вместе с семьей уехал в Польшу почти сразу после освобождения, там они получили убежище, а через два года перебрались во Францию. Гадаев проходит свидетелем по делу Умарпашаева. Показания он давал, уже уехав из России.

«Он рассказывал, что там происходило, что несколько человек, которые вместе с ними сидели, убили. Он опознавал сотрудников, которые их там держали. Все это было во французском городе Нант, туда выезжал следователь Соболь с этого ГСУ и Гадаева официально допрашивал», — говорит Каляпин.

В интервью «Кавказ.Реалиям» Гадаев рассказывал, что сначала он не хотел давать показания, но потом его убедили, что это поможет «посадить преступников».

«После первых же моих свидетельств к моим родственникам в Чечне пришли силовики, и опять начались неприятности», — говорил он. Ему самому звонили с угрозами и присылали людей, которые требовали опровергнуть обвинения.

«Знакомая столько страхов натерпелась»

Еще одно известное в Уручье место, где живут бойцы ОМОНа, это столбики на Шугаева — Руссиянова. Место приятное: в пешей доступности сады и школы, совсем рядом большой Парк камней.

На том участке, где сейчас стоят дома с розовыми балконами, раньше была еще одна зеленая зона — сквер. Местные любили гулять здесь с детьми. Жители Уручья как могли отстаивали этот пятачок земли: устраивали митинги, обращались к президенту, но стройка все равно состоялась. Деревья выкорчевали, панельки сдали. Говорят, что примерно 70% квартир получили силовики.

Подходим к детской площадке рядом со столбиками, чтобы пообщаться с местными жителями. Оказалось, что и здесь все «просто проходили мимо».

Пенсионерка, которая гуляла после садика с внуком, рассказала, что в одном из домов живет ее хорошая знакомая.

— Они сами с ОМОНом никак не связаны, просто квартиру здесь купили. Ой, и натерпелись же страхов, когда пошли угрозы силовикам! Она очень боялась, что нападать будут на омоновцев. Но теперь тут обычно машина с охраной стоит, хотя сегодня ее что-то не видно.

Мы обошли дома вокруг, но охраны не увидели, зато обратили внимание на камеры наблюдения — они здесь повсюду. На парковке во дворе подходим к мужчине в черном

Он моет свою машину и уверенным голосом отвечает, что в этом доме не живет, в органах не служит и вообще не знает ничего про ОМОН. Зато школьник на самокате рассказал, что его папа «служит»

На парковке во дворе подходим к мужчине в черном. Он моет свою машину и уверенным голосом отвечает, что в этом доме не живет, в органах не служит и вообще не знает ничего про ОМОН. Зато школьник на самокате рассказал, что его папа «служит».

Внутренние войска: сбор камней и операция «Косьба»

— Отбор во внутренние войска какой-то особенный?

— Прапорщики и офицеры приезжают в военкомат — собеседуют и отбирают. Смотрят, чтобы не было правонарушений, чтобы человек был предсказуемый. По здоровью берут практически всех. Исключение — призыв в спецназ, часть 3214. Еще мне показалось, что большинство призывались после учебы в колледжах или университетах.

— Вы знали, чем будете заниматься во внутренних войсках?

— В отличие от многих своих сослуживцев, знал. Понимал, что внутренние войска занимаются разминированием (срочники там кинологи), охраной задержанных в местах лишения свободы, их конвоированием и сопровождением в судах. Еще срочники патрулируют улицы городов, сопровождают государственные грузы и государственные объекты. Есть отдельная часть, которая охраняет Белорусскую АЭС.

Когда мне предложили службу в части 3310, я сказал на собеседовании, что не являюсь сторонником действующей власти. Понимаю, что на выборах президента внутренние войска могут быть использованы для разгонов людей, я в этом участвовать не хочу. Меня заверили, что часть 3310 не занимается разгоном граждан, а только патрулированием. Я согласился.

Акции протеста после объявления результатов выборов президента Беларуси. Фото: youtube.com

— Чем вы занимались на службе?

— Иногда мы что-то делали по хозяйству, иногда патрулировали. Например, стояли в оцеплении, когда везли, как нам сказали, топливо на БелАЭС. Несколько раз стояли в лесу, кода Лукашенко или кто-то из высоких должностных лиц ехал в аэропорт. Цель — следить, чтобы никто не вышел на дорогу, а когда поедет кортеж, спрятаться в лесу. Однажды мы так стояли семь часов, кортеж проехал, но без Лукашенко — он полетел на вертолете.

Вся эта система вызывает сомнения в части эффективности. У тех, кто выходит на такие мероприятия, с собой только наручники и газовый баллончик. Как я понимаю, цель, скорее, не в обеспечении безопасности первого лица, а в том, чтобы не допустить съемок кортежа с земли или с дрона.

Мы еще занимались разными работами в резиденции Лукашенко «Озерный». Например, прошлой весной человек 30-40 срочников привезли туда на поле, где сажают картошку, и мы часа три собирали камни, какие-то корешки — всё, что может портить внешний вид поля.

Еще в нашей части были люди, которые отвечали за хобби Лукашенко — косьбу травы. Служба «косьба» работает с апреля по октябрь — 24-26 человек (срочники и один-два офицера) ежедневно выезжают на место, где он предположительно будет косить, занимают позицию по периметру так, чтобы Лукашенко их не видел. Территория для косьбы может быть выбрана не только в «Озерном», но и за его пределами. И нельзя исключить, что какая-то бабушка соберется проехать на велосипеде через лужайку, где как раз находится Лукашенко со своей косой

И важно ее не пропустить

Характерно, что солдат привозят ежедневно на косьбу вне зависимости от того, косит он в этот день или нет.

«Молодые омоновцы едва сводят концы с концами»

Елена вышла погулять с коляской. Вопрос журналистов про дома силовиков ее не смутил, говорит, что ей уже настолько надоела травля, что готова общаться.

— Мой муж не работает в ОМОНе уже 4 года, а травля есть капитальная. Нашей старшей дочке 12-летней угрожали в соцсетях. Представляете, каково ребенку?

Супругу Елены звонят и пишут СМС даже по ночам, поэтому телефон давно стоит на беззвучном режиме. Аккаунты в соцсетях заблокированы.

— Пишут, что «жене твоей капец, порвем, изнасилуем дочку, жену». Муж отвечал на все это в августе, потом плюнул. Даже сбрасывал приказ об увольнении кому-то, обещали забросить в Сеть, но не знаю, чем там все закончилось.

— А вообще здесь жить безопасно?

— У нас охрана обычно стоит, то на милицейской машине, то на обычной. Но все равно рассыпают тут нам саморезы. У меня муж уже менял колесо, соседка меняла. Хотя из тех, кто тут живет, многие уже не работают в ОМОНе.

Елена говорит, что основная причина, по которой ее супруг ушел из системы, это деньги. По ее словам, «молодые омоновцы едва сводят концы с концами».

— Слушайте, мы машину не могли 9 лет купить. Я бухгалтером зарабатывала больше, чем обычные бойцы ОМОНа.

— Так было раньше. Сейчас, может, все изменилось?

— Ой, чушь это все про то, что им много платят за выезды. (Смеется.) Ну какие-то премии есть, разовые. Единицы, которым ничего не надо в жизни или которые ничего не умеют, работают в ОМОНе лет до 45. Остальные увольняются, чтобы зарабатывать какие-то деньги.

— Но жилье же дают?

— Это же все в кредит, люди платят за жилье. Это у нас квартира маленькая. А люди, у которых 3-комнатная, большие суммы выплачивают, — уверяет Елена.

Раньше руководство минского ОМОНа заявляло, что «несет за бойцов ответственность», в том числе за их обеспеченность жильем. Сначала это может быть место в общежитии, затем — квартира в служебно-специальном жилье, а потом и квартира в собственность. Говорилось о том, что силовикам из спецподразделения гарантируют собственное жилье в течение 5−7 лет с начала работы.

В домах на Шугаева — Руссиянова в активной продаже мы нашли всего одну квартиру — «трешка» в 80 квадратных метров выставлена за 130 тысяч долларов. Судя по объявлению, преимуществ у этой квартиры много: «красивый вид из окна, оборудованная детская площадка, большая парковка, хорошие соседи». Рядом с домом находятся школа и гимназия с английским уклоном, детские сады, поликлиники, до метро 10 минут пешком.

Елена не считает, что квартира в хорошем районе досталась их семье «фактически бесплатно». По ее мнению, работа в ОМОНе совсем не так выгодна, как принято считать. Но мы переводим разговор от финансов к политике. Покачивая коляску, молодая мама убеждает нас, что акции протеста стране не нужны.

— Знаете, мы сами вообще голосовали за Тихановскую. Но когда началась эта травля, как-то и против этих протестующих стали уже. То есть мы не за Лукашенко, но и против этих, которые ходят толпами. Из-за них блокируется тут все. Я не могу, например, в ЦУМ съездить и купить ребенку ползуны новые. Когда выходные, метро закрыто, на машине тоже не проехать. Один раз везла больничный после родов, мы стали в пробку, а мне кормить грудью надо было ребенка, мы не могли заехать обратно.

— А как иначе сейчас прав своих добиться, если не протестовать?

— Да никто ничего не добьется. Поверьте мне, муж работал там, в этой системе, и мы хорошо знаем нашего президента. Он не уйдет, — считает супруга бывшего силовика.

«Живем как жили до выборов»

Встречаем медсестру, которая вместе с мужем-военнослужащим построила здесь квартиру. Говорит, что район неплохой, хотя «смотря с чем сравнивать: со школами и садами тут сложно».

— Говорят, что сотрудники ОМОНа сталкиваются в последнее время с травлей. Слышали о таком? — интересуемся.

— Да, пишут тут у нас на домах всякое. Но потом быстренько затирают: здесь товарищество собственников.

За надписи на стенах в этих домах не так давно задержали одного молодого человека

Как рассказали в МВД, это был 25-летний грузчик, который хотел обратить внимание на то, что «переходятся некоторые границы, в том числе и со стороны силовиков». В отношении мужчины возбудили уголовное дело «за осквернение сооружений и порчу имущества»

Помимо надписей, каких-то других признаков травли местные жители не замечают. Район живет своей жизнью, как это было до выборов.

Спрашиваем, как медсестра относится к действиям силовиков на акциях протеста.

— Знаете, у меня нейтральная позиция по этому поводу. Единственное, что очень много пустоты сейчас говорят, якобы омоновцы получают бешеные деньги, чуть ли не 2−5 тысяч рублей за выход. Неправда это все!

— Откуда вы знаете?

— Потому что мы тут все вместе живем. У них обычная зарплата, как и у всех.

— А зачем им тогда этим заниматься?

— Я работаю медсестрой в ковидном отделении, мне платят 500 рублей. Но я же хожу на работу, просто выполняю свои обязанности. Вот и они так.

Но не все искренне верят в то, что на работе нужно выполнять любые указания. Двое мужчин, с которыми мы разговорились на детской площадке, оказались бывшими работниками милиции. Действия силовиков они осуждают.

— Я, конечно, против насилия. Такой приказ выполнять бы не стал, — говорит Артур. — Разгонять одно, а бить людей — это другое.

Раньше служить в спецподразделениях было престижно, говорит мужчина. Теперь — вряд ли. И жизнь у силовиков не сахарная.

— Да они на усилении на базе постоянно сидят. В ожидании. Вот команда поступила, они собрались и поехали. Казарменное положение у них. Думаю, что в будние дни они еще дома, но в выходные — точно нет.

Готовились к силовому протесту

— Что изменилось ближе к выборам?

— Для нас поменялась жизнь с приходом первой волны коронавируса. Отменили увольнения, отпуска и свидания с родственниками. При этом противоэпидемические мероприятия за исключением возможности обработать руки антисептиком при входе в казарму, были формальные. Мы не носили маски постоянно, спали на очень близком расстоянии друг от друга. Около ста мужчин — в одном помещении, раз в неделю баня и смена белья. Горячей воды в умывальниках не было.

Болели многие — даже комнату для офицерских собраний переоборудовали под санчасть. Я думаю, что сам переболел на ногах в легкой форме.

На этом фоне в конце весны нас начали готовить к выборам. Часть использовалась ОМОНом для тренировок, а нас использовали как статистов — мы играли роль условных протестующих. Затем приехала минская областная милиция, и мы все вместе тренировались отрабатывать различные маневры.

— И как в их понимании должны были вести себя протестующие?

— Ожидалось, что они будут агрессивными, будут использовать физическую силу против ОМОНа и срочников. Нас готовили совсем не к тому, с чем пришлось столкнуться на улице. Предполагалось, что будет жесткий силовой сценарий со стороны протестующих, смертоубийство.

Нам давали, например, деревянные бруски, которые имитировали камни, и мы бросали их в ОМОН. Бросали в них шины и бутылки с водой. Они в ответ на нас шли, закрываясь щитами. Задача была не избить, а разделить, окружить. То есть они не тренировались бегать за людьми, как это делается сейчас. Тренировались бить резиновыми палками, которые бывают, к слову, разные по массе — от 800 граммов до полутора килограммов.

Нас научили быстро выстраиваться, быстро менять позицию со щитами, закрывать позицию, сохраняя строй. Надо понимать, что видимость и слышимость в полной амуниции ужасная — шлемы очень старые, поцарапанные. Как видит человек без очков при зрении минус четыре, так и мы видели в своих шлемах. К тому же прикрываешься щитом. Так что устрашающий вид силовиков, о котором много пишут, это очень смешно.

Щупленький солдат надевает наплечники, бронежилет, каску и выглядит внушительно. На самом деле он может быть совсем не развит физически. К тому же жилет весит от трех до семи килограммов, в нем бегать очень тяжело. Сила не в том, чтобы быть сильным самому, а чтобы двигаться всем вместе, иначе если ломается строй, смысл защиты в виде амуниции исчезает.

Примерно 20 июля прошли массовые учения на аэродроме Липки, в котором участвовало очень много военных. Ты сидишь в автобусе — а в течение десяти минут едут и едут машины с людьми. Там попытались выстроить микромодель центра Минска из шин и начали разрабатывать различные сценарии, которые могут произойти после выборов. Были водометы и другая спецтехника. Одна часть военных изображала протестующих, другая — силовиков, которая должна была людей вытеснять.

Мы воспринимали это как военную игру, возможность выплеснуть накопившееся за время службы напряжение и агрессию. Какой-то рефлексии не было, люди думали, что приедут в Минск и будут стоять в каком-то оцеплении.

На улицах Минска после выборов использовали всё, что я видел на учениях, за исключением отравляющего газа, который вызывает рвоту. Уже на учениях было видно, что этот газ больше причиняет вред не условным протестующим, которые могут убежать, а силовикам, которые не должны отклоняться от маршрута.

В начале августа в нашу часть передислоцировались срочники из многих других частей из разных регионов страны, нас уплотнили, тумбочку поставили на тумбочку, принесли дополнительные кровати.

Фото используется в качестве иллюстрации, силовики разгоняют протестующих против инаугурации Александра Лукашенко, Svaboda.org

«Пацаны, убивайте их». Вооруженная спецсредствами армия и ОМОН против безоружных людей

— Что происходило 9 августа?

— В день выборов нас построили в амуниции со щитами, сказали действовать по указанию и что мы выдвигаемся в Минск для предотвращения возможных нарушений правопорядка.

Мы расселись по машинам, которых в колонне было около шестидесяти. Мы не понимали, что нас ждет, адреналин зашкаливал, было страшно от необычности ситуации. Мы ехали, а люди нас фотографировали. Нам сразу же сказали надеть балаклавы и закрыть окна.

Остановились недалеко от Купаловского театра. Часам к семи вечера стали выпускать в биотуалеты. Кормили в тот день один раз тушенкой и хлебом. Забегая вперед, скажу: с каждым приездом в Минск качество питания улучшалось. Осенью давали нетипичную для армии еду, это была спонсорская поддержка внутренних войск. Даже вес резко у многих поднялся — мы ели йогурты, сосиски, сыры, сгущенку, много всего.

В общем, мы досидели почти до девяти вечера, думали, уже ничего не будет. Вдруг раздалась команда одеться (мы сняли бронежилеты к тому времени) и очень быстро «марш за мной», и мы побежали в сторону проспекта Независимости и до Дворца спорта, не останавливаясь.

Уже тогда протестующие кричали вслед: «Позор! Фашисты». Мы не понимали, за что, пока не увидели, что делает ОМОН, с которым люди нас отождествляли.

Возле Дворца спорта выстроились со щитами, начали оттеснять людей. Оказались возле мостика через Свислочь возле гостиницы «Беларусь». Это был полный хаос, никаких команд не было слышно, все потерялись, не знали, что делать.

В какой-то момент командование взяли на себя младшие офицеры, был приказ идти к Верхнему городу. Мы построились в шеренгу и пошли. Видно было, что перед нами люди, мы их оттесняли. Они нам кричали оскорбительные слова. Мы по-прежнему не понимали, почему они так говорят.

Потом возле Немиги увидели, как работает ОМОН. Хорошо помню, как сотрудник ОМОНа с бешеными глазами (их шеренга в какой-то момент была перед нами) сказал нам матом в переводе на русский: «Пацаны, убивайте их. Либо они, либо мы. Они вас жалеть не будут, и вы их не жалейте». ОМОН побежал на людей, мы шли за ними на приличном расстоянии.

Адреналин был жуткий. Секунда растягивалась надолго. В какой-то момент сказали использовать баллончик. Я достал и тут же положил обратно, опустил и палку. И понял, что должен быть не с той стороны баррикад. Мы не знали, что происходит, слышали взрывы, звуки сирен машин скорой помощи. Наши сослуживцы, которые оказались на стеле, говорили, что там вообще была война.

Лично я никого не бил, ни разу не поднял руку на человека. Большинство моих сослуживцев тоже этого не делали. При этом мой комбат зачем-то ударил мотоциклиста дубинкой и разбил ему стекло. Более того, у нас была задача отогнать людей от ОМОНа, защитить, по сути. Были примеры, когда срочники уже в последующие дни отпускали людей возле автозаков.

— У вас было оружие и взрывпакеты?

— Нет, во внутренних войсках огнестрельное оружие было только у офицеров.

— Из ваших слов выходит, что уже 9 августа против безоружных людей целенаправленно вывели армию и ОМОН, которые получили разрешение по приказу применять спецсредства.

— Так и было. Знаю, что спецсредства были у спецназа, то есть у военных-контрактников. Приказы они получали по рации, которая была только у офицеров. Не могу утверждать, что они сами выбирали цели для стрельбы. Знаю только, что в целом организация была слабая.

«Простите все, кого я подведу»

Гадаевы пытались получить убежище во Франции, но власти отказали им, поскольку они уже получили статус беженцев в Польше.

Во Франции Магомед, по словам супруги, занимался общественной деятельностью: он состоял в организациях «Барт Маршо» и «Ассамблеи чеченцев Европы», которые занимаются интеграцией и помощью чеченским беженцам.

В 2019 году власти департамента Верхняя Вьенна дважды принимали решение о депортации Гадаева, однако административный суд города Лиможа отменял их, а в октябре 2020 года Гадаева задержали после очередного посещения комиссариата и поместили в депортационный лагерь. Департамент вновь принял решение о его выдворении. Жена Магомеда связывает это с волной преследования чеченских беженцев после убийства французского учителя Сэмюэля Пати.

Французское отделение Amnesty International сообщало, что Гадаева решили выслать в Польшу, где он получил убежище, хотя его статус беженца в этой стране уже был аннулирован. При этом в своем решении суд отметил, что должны быть «приняты все меры», чтобы Гадаева не депортировали в Россию, поскольку там существует угроза его жизни.

По словам жены Магомеда, 10 марта Национальный суд по вопросам предоставления убежища отменил решение о депортации, а 25 марта Гадаева выпустили на свободу.

«Суд решил, что его нельзя депортировать даже в Польшу, если не будет подтверждения, что его не отправят в Россию», — поясняет жена Гадаева. Что ждет ее и пятерых детей — четверо из них родились уже в Европе — неизвестно: у них нет «никаких документов», позволяющих оставаться во Франции.

Правозащитники из Amnesty International осудили действия французских властей, отметив, что у Гадаева не было времени оспорить решение министра внутренних дел и не было возможности связаться со своим адвокатом или подать апелляцию. В организации также отметили, что в последние месяцы участились случаи депортации чеченцев из Франции в Россию.

По словам Игоря Каляпина, официальная причина, почему Гадаева выслали из Франции, неясна: «Есть некое полицейское досье, он много в чем подозревается — рэкет, еще бог знает что, он не джихадист, не террорист».

Правозащитник отмечает, что формально французская полиция ничего не нарушила, выслав Гадаева не дожидаясь решения суда — у административных властей есть такое право, если нет судебного запрета на депортацию.

«Неправильно утверждать, что полиция нарушила закон. Были ли у них для этого основания — это другой вопрос», — говорит Каляпин.

Правозащитники опасаются, что в Чечне, куда, по их данным, сейчас везут Магомеда Гадаева, его убьют.

«Предварительно, наверное, заставят какое-то видеоинтервью записать, что он все наврал, что все это неправда, и что Каляпин его заставил все записать, а после этого грохнут, — говорит председатель КПП. — Он это понимает. Насколько я знаю, последние его сообщения, которые он еще в Париже в депортационном лагере отправлял, это: «Я не знаю, что дальше меня ждет, понятно, что меня могут заставить сказать все, что угодно. Простите все, кого я подведу»».

Редактор: Мария Климова